След

Ее фигурка появилась в дверях и я чуть отодвинулся за угол, чтоб она меня не заметила.
Она коротко огляделась и пошла навстречу потоку, как будто рассекая его своей дерзкой красотой. Люди, смущенно улыбаясь, едва успевали отойти в сторону, многие из них оборачивались, чтоб проводить ее хоть взглядом. Вот уж...

Я спешно запихнул в рот остатки пончика и устремился за ней, явно рискуя отстать, – меня пропускать не спешили. Гендерные проблемы, говорите?

Она одета как обычно – что-то коротенькое и яркое. Так что я не потеряю ее из виду.
Куда ж ты, детка? Зачем спешишь? Ко мне ты так не шла. Но я все узнаю. И если ты несешься к нему – кому-то несдобровать.

Ты безразлична ко всем этим взглядам. Нет, тебе не все равно, ты просто привыкла купаться в обожании. И другого не приемлешь.

Посмотрим, как ты запоешь, когда я тебя поймаю.

Ты не снижаешь темпа и я начинаю задыхаться. Давно не тренировался. Надо возвращаться в форму. С такой вернешься, конечно, разве что нервы можно накачать.

Ты на секунду притормаживаешь, покупая сигареты, и я резко торможу, не желая тебя обгонять. Застываю как идиот посреди толпы, делая вид, что разглядываю витрину, человеческий поток чертыхается, пытаясь обогнуть неожиданное препятствие, решившее в обеденный перерыв изучить новую коллекцию женского белья, и ты мельком смотришь на меня. Фу-х, не узнала.

Ты закуриваешь, выбирая из трех предложенных зажигалок обладателя красной, уголком губ улыбаешься ему и оставляешь в кильватере.

Ты явно торопишься. Может, ты идешь к своим подругам? Или опаздываешь на тренировку? Не, в твой клатчик явно не поместится форма. И выглядишь так, как будто собралась к мужчине.

Я весь на нервах, я пытаюсь закурить вслед за тобой, роняю первую сигарету, справляюсь со второй. Почему мы так привязаны к ним? Что нам их странные представления о жизни, стремление к постоянным победам, таким бессмысленным с нашей точки зрения? Почему мы всегда бежим за ними, стоит им брезгливо передернуть плечиками? Вот зачем я иду за ней?

Ты перебегаешь дорогу, полисмен улыбается тебе, а мне, разумеется, ждать зеленого. Выглядывая из-за клетчатой спины пахнущего потом детины, я вижу, как ты фланируешь к столику уличного кафе, он вскакивает, целует тебе руку, пододвигает стул, в общем, исполняет брачный танец цивилизованного орангутанга.

Я ненавижу себя и тебя, сплюснутый, перемещаюсь на твою сторону, вываливаюсь из толпы и, прикрываясь подвернувшейся под руку газетой, устраиваюсь через столик от тебя, исчадие ада. Я сажусь вполоборота так, чтоб все видеть и слышать. Вы воркуете на своем птичьем языке, как все свежевлюбленные, перехватываете слова, заканчиваете фразы, говорите одновременно и сразу же смеетесь.

Я выворачиваю на себя чашку кофе и вскрикиваю от неожиданности. Ты увидела меня, смотришь прямо на меня, а твой новый друг имеет наглость предложить мне платок. Сволочь.

Сейчас ты вскочишь, покраснеешь, начнешь оправдываться, скажешь, что старый друг, в колледже вместе за одной партой, а тут только день, проездом, не могла не встретиться, выросли рядом, родители дружили, в регби играли за одну команду... Потом неловко начнешь нас друг другу представлять, а он, не понимая ситуации, будет кривовато улыбаться и говорить, что ему уже, в сущности, пора на поезд, самолет, ракету.
Но ты только сочувственно улыбаешься и спрашиваешь, все ли в порядке. Все в порядке? Да как оно может быть в порядке? И как ты вообще осмелилась...?

Я беру себя в руки, с благодарностью принимаю помощь орангутанга. В принципе, не так уж ты и виновата. Может быть на самом деле это твой детский друг, сосед, кто угодно неважный.

И ничего, что меня не узнала, хоть и видишься со мной почти ежедневно. Ну конечно, я всего лишь кассир в магазинчике сладостей, в употреблении которых тебя никто никогда не заподозрит.

Какая же ты красивая!